Я давно заметил, что в области нравственности и поступков необходимо иногда следовать мнениям, заведомо сомнительным так, как если бы они были несомненны. <…> Но как в это время я хотел предаться исключительно исканию истины, то думал, что должен поступить совсем напротив, — что должен отбросить как безусловно ложное всё, в чём мог вообразить хотя бы малейший повод к сомнению, и посмотреть, не останется ли и после того в моём убеждении чего-либо уже вполне несомненного. Таким образом, по той причине, что чувства нас иногда обманывают, я допустил, что нет ни одной вещи, которая была бы такова, как она нам представляется; а по той, что есть люди, которые ошибаются в суждениях даже по отношению к простейшим предметам геометрии и делают в них паралогизмы, я — считая и себя способным ошибаться не менее других, — отбросил, как ложные, все доводы, какие прежде принимал за доказательства.
Соображая далее, что те же представления, какие мы имеем в бодрственном состоянии, могут приходить к нам и во сне, не будучи оттого действительностью, я решился представить себе, что всё, когда-либо входившее в мой ум, не более истинно, как мечтания моих снов. Но я тотчас обратил внимание, что тогда как я хотел таким образом мыслить, что всё ложно, необходимо однако, чтоб я, мыслящий это, был чем-нибудь. Заметив таким образом, что истина: я мыслю, следовательно, я есмь (je pense, donc je suis; cogito, ergo sum) так тверда и верна, что самые экстравагантные предположения скептиков не могут её поколебать, я заключил, что могу без опасения принять её за первый принцип философии, какую искал.
Внимательно рассматривая далее что́ я такое, увидел, что я могу вообразить себе, что у меня нет тела, что нет никакого мира, никакого места, где бы я был; но что я никак не могу вообразить, чтобы поэтому меня не было; что напротив из того именно, что я мыслил себя сомневающимся в истине других вещей, ясно и несомненно следует, что я, мысливший, существую. А если б я перестал мыслить, то хотя бы всё остальное, что́ я когда-либо из себя представлял, и было истинно, никакого не было бы для меня основания заключать, что я существую. Я узнал из этого, что я — субстанция, коей вся сущность или натура есть мыслить, и которая, дабы существовать, не имеет нужды в месте и ни от какой материальной вещи не зависит, так что моё я, то есть душа, вследствие коей я есмь то, что́ есмь, совершенно отлична от тела; что её легче познать, чем тело, и что если бы его и не было, она не перестала бы быть вполне тем, что́ она есть. <…>
И заметив, что в истине положения: я мыслю, следовательно, я есмь, убеждает меня единственно то, что́ я очень ясно представлю себе: дабы мыслить надо существовать; я заключил, что можно взять за общее правило, что вещи, которые мы себе вполне ясно и раздельно представляем, все истинны.
— Рене Декарт, «Рассуждение о методе»
(Любимов Н. А. Философия Декарта. Перевод Рассуждения о методе, с пояснениями. Изложение учений Декарта о мире и человеке. — СПб.: Типография В. С. Балашева, 1886. С. 114–116.)
Comments